Грозовой Сумрак - Страница 83

– Ты знаешь, что здесь случилось? – негромко спросила я, стискивая внезапно похолодевшую ладонь Рейалла. Тонкие сильные пальцы фаэриэ безвольно разжались, он резко остановился, глядя себе под ноги глазами, в которых искрились аметистовые огоньки. Страшный, пробирающий до костей, неживой взгляд.

– Знаю, к сожалению. – Идущий откинул мыском сапога какой-то полусгнивший коврик, опустился на одно колено, осторожно скользя кончиками пальцев по темному пятну на мраморном полу. – И твой спутник знает. Только позабыть мог. Я и сам не прочь бы, если честно, но нам забвение положено только в конце пути.

Я присмотрелась к пятну – и ахнула. Темно-серой копотью на белых плитах пола был нарисован контур распростертого человеческого тела. Словно тот, кто лежал здесь, после смерти погрузился в камень, оставив в напоминание о себе тонкий рисунок на мраморе, едва заметные линии, нарисованные гарью и пеплом, намертво въевшимся в гладкий мрамор. Если бы не Раферти – вряд ли я сумела бы отличить трещины в плитах от контуров тела.

Взгляд зацепился за рисунок, скользнул по линии руки – и сразу же натолкнулся еще на один контур, полускрытый под слоем белесой пыли. И еще один. И еще. Контуры тел сплетались в странный, непостижимый узор, покрывший пол и создавший нечто новое, цельное.

– Сколько их здесь? – упавшим голосом спросила я, с усилием отрывая взгляд от пола и переводя его на поднявшегося с колен странника, который даже не удосужился отряхнуть серое пятно со штанины.

– Много. Весь пол покрыт таким вот художеством – это те, кого проклятая баба не сумела принести в жертву. Те, кто предпочел дожидаться освобождения со своими близкими, погибшими за стенами храма. Добровольные узники проклятого города, название которого уже стерто из людской памяти, – они не дают проклятию разрушить это здание и даже умудрились превратить его в убежище, которое может помочь вам дожить до утра. – Раферти тяжело оперся о посох, обвел взглядом зал. – Человеческая вера – очень странная и непостижимая вещь. Эти люди так не хотели умирать, так верили в свое спасение, что стали нерушимым оберегом, самым мощным из всех, что мне встречался. Храм, у порога которого даже Дикая Охота остановится в страхе и смятении, крепость против Сумерек, равных которой еще не было, да и вряд ли будет построено – находится в проклятом городе, который поднимается из воды ровно на сутки, в день своей гибели. То, что до сих пор не могут сделать лучшие маги, сделала горстка горожан, насмерть перепуганная, отчаявшаяся – но не утратившая глубокую веру в спасение. Глядя на такое, я лишний раз понимаю, что людей есть за что уважать. Идемте наверх, на колокольню. Там воздух посвежее и почище будет. До темноты еще далеко, а раньше из города все равно не выбраться.

– Это почему же? – Рейалл осторожно скользнул ладонью по моему плечу, легонько сжал пальцы – и последовал за Раферти по узкой каменной лесенке, винтом поднимающейся наверх, к башенке с потускневшим немым колоколом.

– Потому что печати Сумерек, что лежит на городе, нужны новые жертвы взамен тех, что похоронены в этой церкви. А забрать их жизни можно только с приходом темноты, а до того зачарованные ворота впускают всех и каждого, но выйти уже не получится. Даже если разбить ржавые петли и разломать створки – вас ждет только серый густой туман, блуждание в котором приведет вас все к тем же воротам, от которых вы уходили.

Ветер, что гулял на верхушке колокольной башни, был по-осеннему сырым и холодным, нес с собой запах недавно остывшего пожарища и речного ила. Немой бронзовый колокол, лишившийся языка, потускнел, покрылся зелеными разводами и едва заметно покачивался сам по себе, словно невидимый звонарь пытался заставить его снова петь, пронизывая окрестности гулким мелодичным звоном.

Сверху город казался еще более разрушенным, унылым и пугающим. Река, что с холмов казалась нам ярко-синей блескучей лентой, здесь превратилась в темно-серый ленивый поток, по поверхности которого плыли подгнившие веточки деревьев и мелкий строительный мусор. Тишина властвовала над домами – лишь скрипела где-то на ветру оконная створка да изредка срывались глиняные осколки с черепичных крыш.

– Раферти, а что здесь все-таки произошло? – тихо спросила я, кутаясь в плащ и пугливо цепляясь за локоть фаэриэ, стараясь не приближаться к высокому стрельчатому окну колокольни.

– Все и сразу. Резня, затем пожар, который охватил западную часть города, а потом плотина рухнула, и река затопила город. Если бы вы пришли сюда в другой день, то увидели бы только озеро меж холмов, из середины которого поднимается маковка этой самой колокольни, и больше ничего.

Раферти уселся на краешек стрельчатого окна, закурил трубку и посмотрел на меня.

– Сказание долгое, но и время нам как-то скоротать надо. Госпожа хорошая, поройся в моей сумке, там с утра печеный цыпленок был. Накрой нам на стол, а я пока расскажу, куда мы с вами по разным причинам влезли. Думается на сытый желудок много лучше, чем на голодный…

История, которую рассказывал посвященный Дороге человек, захватила меня с первых же слов. Странник говорил так складно да умело, словно сам когда-то давно был в городе, который двести с лишним лет назад прозывался не иначе как благословенным, радостным, величественным.

Город Баллард, где ковались самые лучшие мечи, а про кузнецов сказывали, будто бы все мастера получили свой дар, свое призвание после того, как отслужили положенный срок в холмах у фей. Кованые железные кубки казались тонким паутинным кружевом, куда помещалась выдутая из цветного стекла хрупкая причудливая посудина, а уж какие узоры делались на нагрудные доспехи знати – не медью или серебром, волшебной драконьей чешуей, побегами фейского цветка казались.