Он отодвинулся и потянул меня следом за собой, к городу, раскинувшемуся в маленькой долине, пересеченной широкой лентой реки, которую люди усмирили, перекрыв плотиной и зажав в каменные берега водоканала.
– Я расскажу тебе свою байку чуть позже, когда смогу переварить поведанную тобой. Идем. Я помню этот город менее мрачным, но, как показал опыт, мир людей слишком изменчив, чтобы искать в нем постоянство.
Вот уж точно. Даже приятная, упругая луговая трава при спуске в долину стала ощущаться иначе – как не успевшие высохнуть водоросли на илистой отмели. Да и жаркое летнее солнце к тому моменту, как мы добрались до дороги, ровным полотном стелющееся до городских ворот, спряталось за пепельно-серой пеленой туч, невесть откуда пригнанных своенравным ветром. Сразу стало холодно и неуютно, будто плечи окутало отсыревшим за ночь драным стеганым одеялом.
Я зябко поежилась и принялась торопливо одеваться, настороженно оглядываясь по сторонам. Тихо, безлюдно, словно город, на стене которого тускло поблескивали бронзовые декоративные щиты, давным-давно перестал быть живым и сейчас являлся призраком самого себя.
– Рей, а может, пройдем мимо? – тихо попросила я, заправляя штаны в сапоги и затягивая пояс с ножнами поверх свободной рубашки. – Не нравится мне этот город, он словно мертвое отражение на воде, от которого веет холодом.
– Альгаст тебя тоже не восхитил, но город оказался вполне живым, – возразил фаэриэ, затягивая горловину плаща и беря меня за руку. – Если честно, то меня почему-то тянет к этим стенам, к этим домам, словно когда я был здесь в последний раз, я оставил нечто большее, чем просто утраченные воспоминания. Я все силюсь вспомнить, что случилось после того, как я стал ветром над этой рекой, – и не могу. Все как в тумане, где изредка появляются яркие вспышки молний… или отблески фонарей на клинках, – Он потер лоб, словно разглаживая невидимые морщинки, и взглянул на меня:
– Если хочешь, подожди меня на холме, но я должен туда пойти. Мне надоело бродить на ощупь в собственных воспоминаниях.
– А если ты вспомнишь нечто такое, что лучше было бы забыть навсегда?
– Моя маленькая ши-дани… – Рей улыбнулся, провел кончиком пальца по моей щеке. – Я был оружием в руках Королевы Мечей, я просыпался в ее объятиях, измазанный кровью, и был счастлив, когда она высвобождала меня из тисков плоти, обращала в послушную ее воле грозу, которая утрачивала даже намек на сознание. У меня нет иллюзий по поводу того, что я мог позабыть, но в данном случае незнание куда хуже. К тому же я не могу вечно бежать от самого себя, рано или поздно пора остановиться и взглянуть на свое отражение в зеркале правды, каким бы уродливым оно ни было.
– Значит, я пойду с тобой. – Я поправила сумку, висящую на плече, и первой сделала шаг к городским воротам, от которых веяло стылым холодом и туманом, поднимающимся по осени над рекой.
Ведь я обещала, что ты не будешь один…
Небольшая калитка, войти в которую можно было лишь по одному, бесшумно открылась от попытки постучать в нее колотушкой, висевшей на проржавевшей цепочке у самых ворот, впуская нас в молчаливый город. Люди в неярких, словно выцветших на солнце, одеждах неторопливо бродили по широкой и прямой как стрела улице, соединяющей ворота с площадью, на которой был выстроен высокий храм, похожий на вычурную белую свечу. Тихо журчала вода в небольшом фонтанчике рядом с воротами, разговоры горожан сливались в неясный, приглушенный гул, где-то взахлеб лаяла собака.
– Вот видишь, нормальный город. – Фаэриэ приобнял меня за плечи, шагнул вперед по булыжной мостовой, и в этот момент нас окутала глухая, звенящая тишина, словно огромный невидимый клинок, упавший откуда-то сверху, разом обрубил все звуки.
Сердце испуганно сжалось, пропуская удар, фигуры людей поплыли, растворяясь в воздухе как мираж, искусно наведенная иллюзия, а городские ворота оказались наглухо запертыми, более того – железные засовы покрылись налетом ржавчины, намертво соединившись с коваными петлями.
– Нормальный, говоришь? – прошептала я, прижимаясь к плечу Рея и наблюдая за тем, как дома меняют очертания.
Уродливые дыры расползлись по черепичным крышам, резные ставни на окнах превратились словно в изрубленные топором, потемневшие от времени и непогоды гнилые доски, где-то здания просели, обнажив обгоревшие балки и огрызки каменных стен, разрушенные пожаром. Город стал выглядеть так, словно пережил нашествие вражеского войска, которое огнем и мечом разрушало все на своем пути. Бессмысленное, беспощадное уничтожение, лавиной прокатившееся по жилищам людей и обратившее их в развалины.
– Надо уходить. – Рей окинул взглядом ржавые ворота. – Я думаю, что смогу прорубить нам выход, железо тут достаточно разрушено, чтобы не быть слишком прочным.
– Не сможешь, малыш.
Я вздрогнула, оборачиваясь на незнакомый, насмешливый голос, который принадлежал высокому, рослому человеку, сидящему на другой стороне улицы на перевернутой вверх дном бочке и держащему в руках дымящуюся трубку. Длинный, потертый деревянный посох был прислонен к покрытой застарелой черной копотью стене, рядом с ней валялась раскрытая кожаная сумка, столь часто латаемая, что казалось, будто бы она вся состоит из разных лоскуточков, аккуратно сшитых друг с другом. Человек выпустил изо рта короткую струйку табачного дыма, пригладил густую короткую бороду с частыми нитками седины и широко улыбнулся:
– Добро пожаловать в проклятый город, уже лет двести как похороненный на дне реки! – Он отсалютовал трубкой и скользнул ладонью по волосам, привычно убирая от лица коротко остриженные, уже седеющие буйные кудри, которые делали мужчину похожим на матерого лесного зверя, взлохмаченного после долгого сна. – Вот уж не думал, что сюда завернет кто-нибудь кроме меня.