– Он позволяет тебе называть его по имени. Больше никто не отважится на такое, не рискуя напороться на его гнев, как на лезвие клинка из холодного железа.
– Больше никто не пробовал увидеть в нем кого-то, помимо проклятого ши-дани, – ответила я, закрывая сумку и беря за руку младшую зимнюю сестру. – Держись за меня, Ильен, мы пойдем очень быстро.
Шаг по зыбкой, пружинящей под ногами как болотная топь, тропе. Резкий порыв ветра, сполохи ярких красок и сдавившая виски тишина. Еще шаг и еще.
Не мы так быстро идем по тропе к белоснежному костяному мосту через реку пролитой крови – сама Осенняя роща вихрем проносится мимо нас, выталкивая через пространство туда, к чему мы стремились.
Судорожно, резко сжалась рука Ильен, еще крепче вцепившись в мою ладонь, вдавились в кожу чуть загнутые звериные когти.
Я могу понять ее – трудно остаться спокойной, когда мимо тебя проносится пространство чужого времени, которое в любой момент может сбить с тропы, отбросить невесть куда, запутать в бесконечно огромном мире, имя которому западный Холм. Точно так же я цеплялась за Габриэля, когда он вел меня куда-то через холодный неприветливый Самайн одному ему известной дорогой, а по обе стороны от отмеченной белым снегом, серым льдом и черной землей тропы следовала за нами его свита – холод, снег, ветер и волки. Черных гончих он редко допускал к нашим прогулкам – знал, что прирученные существа, пришедшие из Сумерек, пугают меня и заставляют чувствовать себя неуютно и беспомощно. А в те моменты Габриэль искал не моего страха.
Костяной мост над Алой рекой блеснул впереди белизной изящных перил – как маяк, граница, за которой расползалось покрывало седого тумана, укрывающего безжизненные призрачные поля. Я остановилась – и Осенняя роща замерла вместе со мной. Вернулась живая, наполненная шелестом листвы и птичьим пением, тишина, утих резкий, ранящий кожу ветер, смолк шепот Холма, что сопровождал нас по дороге сюда.
Ильен наконец-то отпустила мою руку, сделала несколько шагов к реке – и вдруг жалобно заскулила, опускаясь на четвереньки и поджимая пушистый, сверкающий морозным инеем на солнце хвост.
Алая река высоко несла свои темно-красные воды, почти выйдя из берегов. Волны захлестывали белоснежные опоры моста, окрашивая их потеками крови, брызги высоко взлетали над поверхностью бурлящей реки, то и дело частой капелью осыпаясь на перила.
Ветер переменился, и я почуяла запах крови, солоноватый, терпкий. Запах смерти и тлена плыл на границе между Холмом и миром смертных – будто бы я находилась не в благословенном краю ши-дани, а на поле битвы…
– Фиорэ, нам нужен Проклятый Всадник и его Рог, – тихо простонала Ильен, все еще сидящая на земле и обнимающая себя когтистыми руками за плечи. – Если земли смертных так наполнены кровью – значит, грань между ними и Сумерками вновь истончилась настолько, что в любой момент прорвется, как давно созревший гнойный нарыв. Ты можешь попросить Всадника о помощи, тебе он не откажет…
– Он не поможет, Ильен… – Я шагнула к костяному мосту, замаранному брызгами крови. – Не поможет, потому что Рог, певший в его руках в ночь Самайна, сейчас находится в руках смертного мужа.
– Ты передала Рог смертному?! – Зимница вскочила на ноги, метнулась ко мне с искаженным едва сдерживаемой яростью лицом. – Оставила Холм без оружия?! Да чем ты заплатила, чтобы получить это?!
Корзиной яблок и глотком крови, – тихо ответила я, не двигаясь с места и не отводя взгляд. Лунно-желтые глаза Ильен сощурились, а потом выражение ее лица вдруг изменилось – из разозленного оно стало сочувствующим, почти печальным, словно зимница, живущая в стае себе подобных, а не обособленно, как я, знала намного больше о секретах, которые прятал от меня Габриэль.
– Значит, он все-таки решился использовать и тебя… – Снежная волчица бережно взяла мою ладонь, провела по ней кончиками пальцев, словно извиняясь за вспышку гнева. – Ты знаешь, что властитель Самайна стал Проклятым Всадником как раз после того, как получил Рог Изобилия с правом распоряжаться им по своему усмотрению, заплатив за это одиночеством среди себе подобных? До сих пор его это не волновало, но сейчас, как я понимаю, он все же решил расторгнуть этот договор с сердцем Холма. Только в руках смертного Рог может быть уничтожен, а как только это случится – Всадник будет свободен.
– Хочешь сказать, что он передал Рог для Кармайкла только для того, чтобы он его в конце концов уничтожил?
– Все намного проще, – вздохнула Ильен, отводя взгляд. – Песнь Рога забирает жизнь того, кто на нем играет, и если смертный сумеет доиграть ее до конца, то Рог расколется надвое в момент, когда сыграет финальную ноту. Твой Кармайкл победит Сумерки только ценой своей жизни, освободив тем самым короля Самайна от его обязательства перед Холмом.
Я медленно, очень медленно вдохнула – и так же неторопливо выдохнула внезапно ставший ледяным осенний воздух. Подняла взгляд в стремительно тускнеющую небесную синеву, где обрывками тумана возникали дождевые тучи. Холодок осознания того, что я натворила, передавая солнечному, искреннему человеку то, что убьет его без жалости и сожаления, заберет слишком многое и в результате оставит ни с чем, морозным обручем сдавил сердце. Я слишком доверилась королю Самайна, поверила в то, во что нельзя было верить… а расплачиваться за мою глупость придется тому, кто заслуживает лучшей доли.
– Ильен, я верну Рог в Холмы до того, как Кармайкл сыграет на нем свою первую и последнюю песнь.